Вдох. Выдох. Учащенный донельзя пульс не дает сосредоточиться на реальности. Нет, я определенно в какой-то момент просто вылетел из нее. Словно по щелчку. Словно Майлз щелкнул пальцами и я просто испарился, не оставив ничего, кроме мелкой пыли, что витала в воздухе и переливалась в свете разноцветных огней. Я забыл, как нужно дышать, я забыл, что нужно делать, я просто замер на месте, когда закончил петь и кинулся в этот омут с головой, саундреком которого было соло Кейна в 505. Эти звуки буквально пронизывали каждую клеточку моего тела, проходили сквозь меня, оставляя заметные следы, которые еще долго будут пульсировать, пока я не напьюсь до такой степени, что просто вырублюсь где-нибудь. Пожалуй, эта перспектива и была в приоритете в ближайшую ночь. Я был уже достаточно пьян, чтобы что-то чувствовать, причем, довольно остро. Но был недостаточно пьян, чтобы забыть обо всем. Абсолютно обо всем. О реальности, о прошлом. Особенно о прошлом.
Пожалуй, сейчас я достиг той стадии опьянения, когда твои чувства и эмоции превращаются в оголенные нервы. Одно, пусть даже малейшее, прикосновение может запросто свести с ума, заставить выть от боли. И я уже был готов заскулить, так громко, что заглушил бы прекрасное соло Майлза. Но я не мог себе этого позволить. Я не мог позволить себе проявить слабость, обнажить все свои болевые точки, чтобы в следующее мгновение чувствовать сильные удары, которые обязательно будут попадать в цель, заставляя меня уничтожаться. Поэтому, собрав все силы в кулак, я просто пошатывался у микрофонной стойки, обхватив её обеими руками. Глаза были закрыты, а голова откинута назад. Я двигался в такт музыки, как, если бы, наслаждался этой песней лежа у себя дома. Сейчас, признаюсь, я забыл обо всем на свете. Я забыл о толпе фанатов, что были в зале, я забыл о том, что концерт еще не закончен. Я забыл о том, что я сейчас стою на сцене, а мой друг, с присущим ему превосходством, ласкает пальцами свою гитару, а она, в свою очередь, издает такие великолепные звуки, что, отпусти я вдруг микрофонную стойку, вряд ли бы устоял на ногах. А ноги меня уже давно не держали, но я каким-то странным образом еще показывал признаки жизни, хотя был в полнейшем ауте. Не только от алкоголя, но и от происходящего.
Завершающие аккорды, последние звуки буквально повисают в воздухе, и я бы слушал их вечно, если бы не крики толпы, которые заглушали сейчас абсолютно всё – даже моё сердцебиение. А когда-то мне казалось, что заглушить мое сердце просто невозможно. Всё изменилось, и сейчас я чувствовал себя таким маленьким, словно Алиса в стране чудес. Я был маленький, меня буквально прибило волной аплодисментов, и я благополучно шел на дно. Тонуть я начал еще с первых аккордов 505, созданных великолепными пальцами мистера Кейна, поэтому сейчас окончательно давился овациями, криками, и ненавидел всех этих людей за то, что они создают так много шума, разлучая меня с музыкой Майлза. Я распахнул глаза, и первое, что мне хотелось крикнуть в микрофон – это не «Спасибо большое! Вы самые лучшие», а «Заткнитесь». Кажется, я всё- таки изрядно набрался.
Перед глазами всё плыло, воздух был каким-то сбитым, пыльным, а вкупе с неимоверной духотой, дышать практически не получалось. Я, как и всегда, замер, облокотившись о стойку, и смотрел куда-то вглубь толпы, так пронзительно, что самому становилось не по себе. Настала стадия какого-то непонимания. Я еще не выбрался из параллельной вселенной, в которую меня выбросило, я не мог вернуться в реальность и посмотреть в глаза настоящему. Я построил вокруг себя невидимые стены, которые никто не смог бы пробить. Никогда бы не смог. Но Майлз всё же попытался. Момент, когда он шел ко мне, буквально растянулся на целую вечность. Я проклял свое пристрастие к выпивке, я проклял тот телефонный звонок, на который так долго решался, я проклял весь сегодняшний день. Но этот день еще не был закончен, впереди была еще ночь, которой я боялся сейчас так же, как и Кейна, который с каждой секундой становился ближе. Неизбежно.
Сейчас, не смотря на свое убитое состояние, я довольно трезво осознавал тот факт, что на этот раз я точно не сбегу от него. Не сорвусь с места, и не убегу от разговора, от выяснения отношений. Не убегу от всех проблем, которые сам же и создал, и которые я так долго не хотел решать. Говорят, что выход есть всегда. Существуют решения, которые нам не нравятся. А, беря во внимание факт скверного характера его величества маленького принца, этих «неправильных» решений становилось вдвое, а то, и втрое больше. Выход просто заваливало огромной баррикадой, созданной тараканами в моей голове. Но Майлз всегда отличался здравым рассудком, поэтому, давно пора было прижать меня к стенке и потребовать объяснений. Думаю, в таком случае я бы уже не смог ни сбежать, ни кинуть очередную базовую отговорку, вроде «мне сейчас не до этого, извини». И замирал на месте, пытаясь поймать воздух, а все механизмы моего тела предательски ломались, как бы в отместку моему плохому поведению. Так тебе и надо, Алекс.
И если минуту назад я думал, что нет ничего хуже, чем Майлз Кейн на расстоянии в несколько сантиметров, то я очень глубоко заблуждался. Внезапные крики, буквально переполненные фанатским энтузиазмом, пробили насквозь мою черепную коробку, заставив охнуть от неожиданности. – The Last Shadow Puppets! The Last Shadow Puppets! The Last Shadow Puppets! Толпа не переставала скандировать, а я тупо застыл в ступоре, хлопая своими большими глазищами, и не мог понять, какого черта происходит, и почему вселенная издевается именно надо мной. Поймав на себе взгляд Майлза, я нервно сглотнул, почувствовав, как к горлу подходит комок. Состояние было самым паршивым, мне хотелось скорее покинуть сцену, упасть где-нибудь и уснуть ко всем чертям, забыв об этом дне. Но концерт еще не был закончен – люди просили неофициального продолжения. И я не был против. Я действительно не был против, как это могло показаться. Да, мой вид не выражал ни единой капли энтузиазма и какого-то желания. Я был откровенно пьян, откровенно потерян и откровенно загнан в угол. Я привык носить маску безразличия и надменности, поэтому то, что творилось внутри меня всё это время до настоящего момента – никто не мог увидеть по определению. Только мои чертовы глаза сейчас могли рассказать всё от и до. Эти глаза не видел никто в зрительном зале. Эти глаза видел только Майлз. Всегда только он, ибо я никогда никому не смотрел в глаза. Кроме него.
- The Last Shadow Puppets! В какой-то момент я выхожу из ступора, понимая, что сейчас стою рядом с Кейном, а эта тишина уже довольно затянулась. Подобные паузы были в порядке вещей, но сейчас, именно сейчас это выглядело, по меньшей мере, неловко. – Эм... – Да, я всегда был горазд произносить важные речи. Как обычно, закатив глаза куда-то вверх, пытаясь сформулировать что-то адекватное (дурацкая привычка), я снова замолчал. Вернув глаза в прежнее положение, я провел языком по губам (еще одна назойливая привычка), снова обращаясь к толпе. – Один момент. Это было сказано как-то резко, скомкано и было довольно неожиданным. Точно так же, как и то, что в следующее мгновение я сорвался с места, и, минуя провода, колонки и прочий хлам на сцене, быстрым шагом, сильно пошатываясь, пошел прочь со сцены. И, если раньше я часто вытворял что-то невразумительное на сцене, то эта выходка была максимально абсурдной. Я не хотел сейчас думать о том, как на это отреагируют люди, я не хотел думать о том, что там происходит с Майлзом, или Мэттом, или ребятами. Мои нервы были взвинчены настолько, что меня буквально вытошнило, стоило мне оказаться в туалете. Да, сейчас я буквально выблевал из себя весь алкоголь, все чувства, эмоции, весь страх. И стало как-то даже легче, если бы не разъедающее меня чувство стыда. Прополоскав рот, я умылся ледяной водой, хлопнул себя по щекам и быстрым шагом направился назад на сцену. Я знал, что за эту выходку меня убьет не только Мэтт, меня убьет Майлз, ведь из-за меня он оказался в довольно неловком положении. Но еще более неловко было бы, если бы меня вывернуло прямо на сцене. Чертов алкоголь. Чертовы нервы. Чертов Кейн.
Вернувшись на сцену, в том же потерянном состоянии, что и пять минут назад, я быстро оказался у стойки, поймав на себе недоуменный взгляд Мэтта. На Майлза я боялся посмотреть с самого начала. И я не смотрел. Просто раскинул руки, крикнув в микрофон: - Standing next to me, everybody! Развернулся, и с привычным для меня, поведением павлина, пошел за бубном. Парни подсуетись, и поставили еще одну микрофонную стойку, а Майло вручили акустическую гитару. Пока Кейн и морально и физически настраивался, я расхаживал по сцене, собирая аплодисменты со всех сторон. Судя по визгам и нетерпеливым выкрикам – люди были просто в экстазе от происходящего. И я был бы в таком же состоянии, будь мы с Майлзом такими же, как раньше. Эта песня значила для нас, пожалуй, еще больше, чем 505. И от этого становилось еще страшнее. Почему именно она? Почему не «In My Room» или «I Don't Like You Anymore»? Почему, в конце концов, не любая другая песня марионеток? Я просто не смог сдержать подступающих эмоций, связанных с появлением Майлза в моей жизни снова. Пусть даже я сам его притащил в нее.
Послышалась музыка, послышался голос Кейна, первые слова песни, и я на автомате начал постукивать бубном по ладони в такт музыке. - ... can't relate to the never ending games that you play. Слова лились откуда-то из сердца, глубоко из сердца. Я прикрыл глаза на секунду, повторяя эти незамысловатые движения рукой, периодически вступая бэк-вокалом на общем фоне песни. – understand...
- And your love..
- is standing next to me
Is standing next to me..
В этот момент мои глаза машинально потянулись к Майлзу, и я не смог ни побороть это, ни, тем более, этому воспротивиться. Я взглянул на него, не переставая постукивать бубном, и подпевать в нужных моментах, и сразу же напоролся на его взгляд. Меня словно током ударило, стоило мне взглянуть ему в глаза, всё стало таким неважным в этот самый момент. Мы пели эту песню, совершенно абстрагировавшись от остального мира. Мы забыли о том, что поем её для фанатов. Мы пели её друг для друга. Мы действительно забыли обо всех, я не мог оторвать свой взгляд от него – он ни на секунду не отрывался от меня. Я не мог забыть слова песни, он не мог забыть нужные аккорды. Всё было настолько идеальным, настолько привычным и таким родным, что мурашки покалывали кожу, заставляя всё тело дрожать. И вот, тот самый проигрыш, во время которого Майло всегда расхаживал по сцене с гитарой, а потом подходил к моей стойке и продолжал петь. Но именно сейчас я не имел понятия, сорвется ли он со своего места, или останется там, всё так же приковывая к себе взгляд? Я не чувствовал своего тела, оно было каким-то ватным, расслабленным, но в то же время, напряженным донельзя. Нервы опять, словно оголенные провода, мысли вразброс, сердцебиение частотой – сто ударов в минуту. Пора прекращать всё это чертово безумие, пора вернуться в реальность. Кажется, что всё это – очередной мой больной сон. Но нет, сейчас это настолько реально, сейчас это просто бьет меня прямо поддых и хочется согнуться.
Мой взгляд скользит по лицу Кейна, мне плевать, что думают сейчас люди. Мне плевать, что этой же ночью это выступление будет красоваться в ютубе, фотографии будут висеть в инстаграме и прочих соц-сетях. Плевать. Сейчас мне ничего не было нужно, кроме этого родного комочка радости. Который, в свою очередь уже сорвался с места и вместе с гитарой, не переставая на ней играть, шел прямиком ко мне. Все мышцы моментально напряглись, пришлось медленнее и реже дышать, чтобы в горле так сильно не сохло. Проведя языком по губам, я застыл толи в предвкушении, толи в страхе. Но я застыл на месте, не переставая лишь двигать руками, попадая в нужный такт. Несколько мгновений спустя, он уже стоял бок обок со мной, наклонившись так близко к микрофону, что в первые секунды три я перестал дышать, чтобы не дай Бог не спугнуть его. Сейчас всё это было таким хрупким, таким немного нереальным, что любое неверное движение породило бы большую катастрофу. А зная, какая я катастрофа - я запросто мог лажануть в любое мгновение. Но я не простил бы себе такую оплошность, поэтому продолжил делать свое дело – исполнять песню, но уже в паре сантиметров от лица Майлза Кейна. Моего Майлза.
